День девятый.
Четверг, 25 марта.
23:44
[Черновая расшифровка записи телефонного разговора]
– Паха, привет! Прости, не разбудил? Ты вроде говорил, что поздно ложишься.
– Всё нормально. Привет, Кромм. Я только-только справился с детьми и сел подвести кое-какие итоги дня, наметить на завтра кое-что. Чего хотел?
– Мне очень нужно кое-что тебе сказать.
– Что-то случилось?
– Нет. Точнее… Не сегодня.
– В смысле?
– Паха, прости я немного выпил. Точнее, довольно много. У меня был такой день…
– Кромм, погоди, я тоже себе налью.
[пауза]
– Всё, я вернулся. Кромм говори, что там у тебя стряслось? У тебя голос как пиздец не знаю, что.
– Паха, я с ума схожу.
– Кромм, мы все сходим понемногу, каждый по-своему. Так о чём ты хотел поведать мне, милый?
– Прости, фра Паулу, ибо согрешил. Тогда. После армии. Я… я переспал с Леной.
– Я тоже и неоднократно.
– Несмешно. Это была твоя жена.
– Я тоже думал, что моя. Оказалось, что в наш сложный многоугольник входил почти весь город. «Входил» – нечаянный каламбур, м?
– Ты ведь сильно любил её?
– Я? Нет. Это была не любовь, Кромм. Это была простая, животно-примитивная тяга самца-подростка к течной сучке. Похоть в этом возрасте часто принимаешь за любовь.
– Чёрт.
[скрип стула, молчание]
– Ты здесь?
[молчание]
– Да.
– Почему ты молчишь? Кромм? Ты тут?
– Я носил в себе этот грех долгие годы. Словно свинцовая гантель в трусах, представляешь? А оказалось…
– Что ты не так уж и грешен, да?
– Видимо, да.
– Представляю, как это уязвляет твою гордость, милый.
– Прекрати.
– Я плачу.
– Прекрати, Паха.
[всхлип, молчание]
– Я не фигурально плачу. Я действительно плачу. Слёзы текут у меня по роже. Господи… Кромм… Какой же я идиот. Какие же мы оба идиоты.
[молчание]
– У меня есть к тебе вопрос про Лену, Паха.
– Можно подумать, если я не разрешу тебе его задать, ты удержишься и не задашь. Наверняка, этот свой вопрос, как и свой грех ты вынашивал долгие годы, животное.
– Угу.
[молчание]
– И?
– Паха, скажи, она делала с тобой в постели что-нибудь… Что-нибудь странное?
– Разумеется. Разумеется, делала. В этом-то и была проблема. Мы нормально прожили год или полтора. А потом… Знаешь, когда она впервые предложила мне поссать на неё, я думал, что ослышался. Я думал, что схожу с ума, что мне это снится, что это какой-то приступ бреда. Я хотел просто трахнуть её по-быстренькому перед сном, чисто по-супружески, знаешь?
– Нет, я же никогда не был женат, откуда мне знать? Но продолжай.
– В общем, я просто хотел её трахнуть, но она мне не дала. Она сказала, что пока я не выполню её просьбу… Господи… Столько лет прошло, я уже давно не ребёнок, а я до сих пор даже не могу произнести это без разминки. Она лежала, разбросив руки и ноги, такая розовая и беззащитная, у неё был такой трогательный взгляд и… Вдруг она сказала: «Я хочу, чтобы ты нассал на меня».
– Вот так сразу?
– Да, мы немного поцеловались, она только-только слегка намокла и вдруг…
– Она сказала прямо вот так? «Нассал»?
– Угу.
– Не «пописял» ничего такого?
– Нет, никаких детских эвфемизмов, всё по-взрослому.
– А ты что?
– Я посмотрел на неё внимательно и, представляешь, подумал: «Я же испорчу постельное бельё, его надо будет в стирку отправлять. Или надо подложить какую-то непромокаемую пелёнку». Я понимал, что это – полная дурь, что я рассуждаю, как придурок…
– Ну почему же «как придурок»? Вполне разумно рассуждал.
– Я был совсем ребёнком, юный студент, всю жизнь проживший с родителями, не представлявший, что такое жизнь, а тут… «Нассы на меня».
– Ты сделал это?
– Не в этот раз… Мне потребовалась куча времени для разминки.
– Разминки?
– Да, сначала мне пришлось научиться придушивать её и называть блядью.
– Тебя это заводило?
– К сожалению, нет. Я люблю очень простой и примитивный секс, знаешь ли. Миссионерская позиция, одеяло, темнота, классика жанра. Никаких бонусов сверх этого мне не нужно. А почему ты?.. Ох, чёрт. Она тоже делала нечто странное с тобой?
– Угу. Между прочим, Паха, я тоже был почти ребёнок.
– Но ты воевал.
– Это не считается, я был воевавшим ребёнком, всё прошло для меня словно в бессознанке.
– Так когда вы?..
– Ты был в Китае. По-моему.
– Я должен был догадаться!
– Почему?
– Видишь ли, Кромм… Она стала совершенно другой именно после того, как я вернулся из той идиотской поездки. Когда привёз тебе этот амулет.
– Странно. Амулет? Может, я что-то путаю?
– Ты? Путаешь? Не смеши. У тебя память как компьютер.
– Увы, нет. Во-первых, это было действительно давно, лет двадцать прошло. Во-вторых, я тогда очень много пил.
– Так что она с тобой делала? Стой, не говори. Кромм, кажется, я знаю, что травмирующего могла сделать наша Лена с подростком, только что вернувшимся с войны.
– Ну-ка? Давай проверим твои экстрасенсорные возможности.
– Она трогала твой шоколадный глаз?
– Нет, она его не трогала. Она хотела его выковырять.
[обоюдный смех]
– Милый, что поделать? У неё был такой пунктик. Периодически она хотела поменяться ролями, хотела почувствовать себя мужиком. В конце концов, я не смог с этим смириться и мы развелись.
– Ты когда-нибудь скучал по ней?
– Только будучи сильно пьяным.
– Представляешь, она трахнула нас обоих.
– Кромм, милый, ты же не представляешь нас с тобой гомосексуальной парой после этого?
– Ну что ты! Строго говоря, мы даже не друзья.
– Увы, мы больше, чем друзья, милый. Мы – один и тот же человек, мы сделали друг с другом одно и то же.
– Мы предали друг друга…
– Хуже. Мы выдумали друг друга. Я выдумал себе молчаливого друга Виктора Кромма, а ты себе – словоохотливого весельчака Паху Макоеда. Каждый из нас выдумал себе недостающую половину. Слабый выдумал сильного, весёлый – сурового, крутой – романтичного. Мы – один и тот же человек, Кромм.
– Нет.
– Да, Витька.
– Нет.
– Спорим, я даже знаю… Вот ты сейчас, спорим, одет в чёрную футболку и синие джинсы. Так же, как и я.
– В тёмно-синюю футболку.
– Не ври.
– Хорошо, ты победил. Она практически чёрная.
– Я не хотел побеждать или не побеждать. Просто ты должен принять на веру тот факт, что мы – один и тот же человек, Витька.
[молчание]
– Я до сих пор помню, как твой брат пришёл и выбил всю эту шваль из моей квартиры, Паха. Помнишь, когда отец опять уехал и вся эта кодла во главе с Карабяном пришла ко мне типа «в гости»? Помнишь, как они вломились?
– Ещё бы. Карабян тогда ехал на жопе через весь коридор.
– О, я помню, как твой брат зарядил ему с ноги прямо в бороду! Бам и лучший боксёр всего Центрального района едет на жопе со сломанной челюстью!
– Брат потом говорил, что ему просто повезло.
– Нифига ему не повезло. Везение не вызывает в поверженном противнике ужас. Это был точный расчёт, Паха. Если бы твоему брату просто повезло, Карабян бы снова с ним стыкнулся и тогда уж точно взял реванш. Но он обходил твоего брателлу по большому кругу. Кстати, где твой брат сейчас?
– Ухаживает за отцом.
– А как отец?
– А что ему сделается? Альцгеймер. Старый овощ стабилен, как я не знаю… как звёздное небо, которое у нас над головой. Он ещё нас с тобой переживёт.
– А мама?
– Старый козёл всё-таки допилил её.
– В смысле?
– Две упаковки снотворного. В саду. Нашли через два дня. Лежала такая улыбчивая…
– Прости.
– Ничего. Я уже отошёл.
– Я тебя заболтал.
– Ничего… Кромм…
– М?
– Знаешь, я ведь как-то написал про нас целую повесть.
– Про нас? Повесть?
– Ну, да. Ты, наверное, не знаешь… Был на заре интернета такой ресурс – удафф. ком, страшно популярный среди офисного планктона. Там все выкладывали матерные рассказы, часто очень смешные. Я как-то решил обрести славу великого русского писателя и написал для «удава» сначала маленький рассказ, а потом дело пошло-поехало и получилось что-то типа короткой повести.
– Паха, я сейчас правильно понимаю, что ты превратил нашу жизнь в смешной матерный рассказ [нервный смешок]?
– Не совсем. Я так и не опубликовал его.
– Почему?
– Потому что я случайно написал там всю правду, Кромм.
[молчание]
– Паха… Ты про Иванова тоже написал?
– Да. Всё, как было. Ты вспоминаешь Иванова?
– Я думал, что вычеркнул из памяти всё, что с нами было.
– И? Получилось?
– Поэтому я и позвонил, Паха. Ты – моя память.
– Знаешь… Я тебе пошлю то, что написал. Только учти, Кромм, этого никто и никогда не читал. Да и не надо бы, наверное.
– Я понял.
– Пойду, меня жена зовёт, заболтались мы.
– Пока, Паха.
– Пока, Кромм.
[отбой]